Алексей Овчинников
В третьей части цикла статей будет рассказано про последствия российского военного вторжения для экологического активизма в Украине. Украинские экологические и климатические организации и инициативы столкнулись с войной непосредственно, продолжая свою работу под обстрелами, анализируя экологические последствия вторжения и лоббируя проекты “зелёного восстановления” страны.
Если для беларусских и грузинских экологических активисток и активистов главной проблемой стал внутренний политический кризис и последовавшие за ним репрессии, то для украинских —- военное вторжение извне. При этом украинские активисты отмечают, что сегодня им сложно представить те трудности, с которыми сталкиваются грузинские и беларуские активистки и активисты. Перед лицом внешнего врага Украина солидаризировала и консолидировала свои силы. Кроме того, Революция ценностей (Революція гідності) 2014 дала достаточно ресурсов и инструментов для гражданского общества влиять на действующую власть. Однако сегодня вместо репрессий и давления украинские экологические организации и инициативы сталкиваются с другой катастрофической бедой —- с войной.
Солидарность, закаленная войной
Попробуйте представить, каково жить в постоянно обстреливаемом городе, сочетать ночные атаки с переживанием за друзей и родных, которые защищают страну на фронте, при этом продолжать работать, так как вопросы экологии и изменения климата никуда во время войны не делись. Работать без права на выгорание и усталость. Такова реальность экологических и климатических активисток и активистов в Украине, многие из которых добровольно присоединилось к Силам Обороны Украины после начала полномасштабного вторжения. Тем не менее за время войны организации и инициативы не остановили своей работы, хотя и переформатировали ее направление. С начала полномасштабного вторжения акцент был сделан на сбор данных об экологических и климатических последствий войны. UWEC Work Group горды тем, что участвовали и продолжают участвовать в этом процессе.
Однако никуда не делись и внутренние вопросы и проблемы. Так, например, на протяжении трёх лет войны активистки и активисты продолжали отстаивать проекты по сохранению природных территорий, будь то Свидовец в Карпатах или Осокорки в Киеве, и не давая под предлогом военного времени начать разрушение природных территорий и застройку. Силе гражданского общества и тому влиянию, которое его представители могут оказать на власть в Украине могут только позавидовать активисты из Беларуси и Грузии. Однако цену за это пришлось заплатить очень высокую.
Не раз в интервью и частных беседах можно услышать, что “война забирает лучших”. Наиболее активные, ответственные, небезразличные люди идут добровольцами на фронт и гибнут там. Печальные новости приходят каждый месяц. И это невосполнимая потеря для экологического и климатического движения Украины.
Вот имена лишь некоторых из экологических активистов, которые были убиты с момента начала полномасштабного вторжения России в Украину.
Роман Ратушный (5 июля 1997 г. = 9 июня 2022 г.), активист из Киева (в его честь теперь названа заповедная зона)
Макс Левин (7 июля 1981 г. = 13 или 23 марта 2022 г.), экологический журналист
Семен Обломей (13 июня 2000 г. = 21 июня 2022 г.), защитник деревьев и арборист
Виктор Рубан (9 мая 1968 г. = июнь 2022 г.), защитник пригородных лесов Киева
Многие сотрудники национальных парков и заповедников также погибли в ходе вторжения. Например, директор Кармелюковского Подольского национального парка Виталий Зленко (14 апреля 1966 г. = 13 июня 2022 г.) был убит, находясь в другой охраняемой территории — Высунско-Ингулецком региональном ландшафтном парке в Николаевской области.
Те, кто остаётся в тылу мотивированы и заряжены на удвоенную работу. Целью которой является сделать все, чтобы после окончания войны Украина стала лучше, чтобы восстановление сделало ее одним из лидеров Европы, чтобы жертвы имели смысл.
UWEC Work Group поговорил с Дианой Попфалуши, главой совета Украинской Климатической Сети, о работе украинских активистов и активистов во время полномасштабного вторжения.
“В самом начале полномасштабного вторжения, в начале 2022 года, я и многие другие климатические активистки и активисты фактически поменяли сферу своей деятельности. Практически никто не занимался климатическими или экологическими вопросами. Мы понимали, что есть другие, более важные дела. Поэтому поначалу никто не думал о климатической и экологической повестке”, рассказывает Диана.
“Однако затем, в середине 2022 года, мы стали понимать. Хорошо, мы сделали все необходимое, оказали “первую помощь” нашей стране. Надо возвращаться к своей работе и заниматься вопросами изменения климата. Однако стал остро вопрос — как вернуть внимание людей к этой теме? Война продолжается. О проблемах экологии и изменения климата мало кто сейчас думает”.
“Первые полтора года полномасштабного вторжения было особенно тяжело”, продолжает свой рассказ климатическая активистка. “В основном мы занимались небольшими проектами. Например, по установке солнечных панелей. Это то, что можно было показать важным здесь и сейчас. Например, сделать больницу или школу энергетически независимыми от постоянных отключений, вызванных обстрелами. Поэтому старались объединять климатически и экологические проекты с решением вызванных войной вопросов”.
“Еще у нас был проект по общественному саду. Казалось бы, зачем нужен общественный сад во время войны? Но проект оказался востребован. К нам приходило много внутренне перемещенных мигрантов — людей, которые вынуждены были покинуть территории боевых действий. Они составляли около 80% от количества тех, кто посещал общественный сад. Для них это была хорошая возможность занять себя, психологически стабилизироваться. Так мы увидели, что проекты, задуманные до начала полномасштабного вторжения, могут быть актуальны и во время войны”.
“Сегодня фактически мы работаем с теми же темами и направлениями, что развивали до начала полномасштабного вторжения”, отмечает Диана. “Можно сказать, что мы переформатировали их. Стали практиковать более комплексный подход. Так, сегодня наши проекты мы стараемся связать с “зелёным восстановлением” Украины. Для придания актуальности темы изменения климата мы стараемся поместить ее в рамку, сформированную войной”.
Украинские экологические и климатические активисты, организации и инициативы с начала полномасштабного вторжения активно старались поместить последствия войны в климатический контекст, показать их глобальность. Так, российская агрессия была представлена основанной на экономике ископаемого топлива. Санкции против нефти, газа и угля должны были ослабить агрессора. К ним активно призывали украинские организации, такие, например, как Razom We Stand. Украинская климатолог Светлана Краковска на Международной климатической конференции в начале вторжения открыто назвала вторжение войной за ископаемое топливо.
Как отмечает Диана Попфалуши, эта концепция “полномасштабное вторжение” = “ископаемое топливо” активно представлена на международном уровне и, возможно, не так ярко в самой Украине.
Однако, как говорит активистка, работать с климатической и экологической повесткой в стране сегодня стало сложнее. Темы экологии и изменения климата не считаются приоритетными. Финансовая поддержка также перенаправляется на помощь армии, на восстановление инфраструктуры. Как отмечает Диана, крупным организациям справиться с этим проще, а вот малые инициативы не выдерживают в такой среде. Однако громкие темы, такие, например, как “зелёное восстановление”, под которые идет финансирование, позволяют продолжать работу. Крупные НГО стараются вновь включить экологические и климатические вопросы в свою повестку, обращаются за помощью к активисткам и активистам. Процесс возвращения повестки идет медленно, но он идет. Сами инициативы и организации стараются привлечь внимание не только к военным вопросам, но и к тому, что происходит в тылу и что пытаются скрыть. Например, к застройке полонины Руны (кроме строительства большого количества ветроустановок в зоне альпийских лугов, проект предусматривает и масштабную прокладку дорог через высокогорные пралесы).
Хотя может сложиться ощущение, что Украина больше в фокусе международного внимания чем Беларусь и Грузия, а следовательно финансовая поддержка у экологических и климатических организаций должна быть на высоком уровне, глава совета Украинской климатической сети отмечает, что это не так. Многие инициативы и НГО продолжают работать с краткосрочными проектами. Это требует дополнительной траты ресурсов по поиски фондов, написание отчетов. Зачастую проекты краткосрочные на год или даже еще меньше. Чувствуют украинские инициативы и организации и сокращение международного финансирования. Поэтому уверенности, что проект продлят и средства будут на продолжение работы – нет. Что касается фандрейзинга внутри Украины, то конечно большинство донатных кампаний направлены на нужды армии. Экологические и климатические проекты далеко не в первых местах по приоритету.
На вопрос что дает силы и вдохновения работать в тяжелейших условиях Диана Попфалуши отвечает: “Как активистка я стараюсь сконцентрироваться на том, что могу сделать, что я могу изменить. За время полномасштабного вторжения у нас исчезли иллюзии, поэтому во время работы мы просто концентрируемся на действиях. Вместе с проблемами я научилась сразу видеть решение. Сейчас для продолжения работы нам нужны найти стабильный источник средств и ресурсов. Поэтому я продолжаю писать письма, искать решения. Однако думаю это индивидуально. Каждый сам находит свои стратегию и импульс продолжать работу. В нашей команде есть визионеры. Мне же проще работать тогда, когда я точно понимаю, что нужно сделать и делаю это”.
Когда рассказываешь украинским активистам и активисткам про проблемы в Беларуси и Грузии, то они отмечают одно существенное различие. В Украине полномасштабное вторжение, особенно в первые годы, объединило общество и власть. Оно также открыло двери для значительной международной поддержки, которая предоставила необходимые ресурсы.
Украина прошла через протесты 2014 года, которые также называют Революцией ценностей. Тогда был сделан выбор в пользу ценностей гражданского общества за что пришлось поплатиться войной и вторжением. Отлично понимают украинцы и то, что такое политический кризис. Однако у граждан всегда была возможность через инициативы и организации бороться за свои климатические и экологические права. В Беларуси такая возможность исчезла в 2020 году. В Грузии она оказалась под угрозой в 2024 году.
Сложные времена экологические и климатические активистки и активисты переживают не только в Беларуси, Грузии и Украине. В России также экологические организации признаются “нежелательными”, активисты подвергаются преследованию и репрессиям. О ситуации с экологическим активизмом в России UWEC Work Group расскажет отдельно. Усиливается давление на экологический и климатический активизм и в Центральной Азии.
Даже в Западной Европе за годы полномасштабного вторжения ситуация с климатическим и экологическим активизмом стала хуже, о чем можно прочитать, например, в статье Марты Абба “Под давлением европейские защитники окружающей среды ищут новые пути для своей борьбы” (на итальянском).
Все это происходит на фоне усиливающего изменения климата. Пожары в Испании, муссонные дожди в Индии, засуха в Великобритании. В такое время поддержка экологическим и климатическим организациям должна быть усилена в разы. Так как они не только бьют в набат, но и находят решения как нам лучше адаптироваться к движущемуся климатическому шторму. Тем не менее правительства сокращают программы поддержки, продолжая развивать добычу того же ископаемого топлива. Возможно, что сегодня роль спасителя ситуации должно взять на себя гражданское общество.
Эта статья была подготовлена в рамках тематических сетей PULSE – европейской инициативы, поддерживающей транснациональное журналистское сотрудничество.
Источник главного изображения: Wilsoncenter
