Интервью с Виталием Серветником
Война и предшествовавшее ей укрепление авторитарных режимов отразились негативно на многих экологических группах и организациях. В России и Беларуси экологические активисты преследуются, а сами организации более не могут продолжать свою работу.
Мы уже писали про ликвидированную беларусскую экологическую организацию Экодом, представители которой подверглись политическим преследованиям и вынуждены были покинуть страну. Недавно Экодом был признан в Беларуси «экстремистским формированием».
В России ситуация также остается напряженной. Экологических активистов преследуют, в том числе, и за их антивоенную позицию. Громким и резонансным делом стало лишение гражданства Аршака Макичяна, известного российского климатического активиста.
UWEC Work Group поговорил с Виталием Серветником, сопредседателем Российского Социально-Экологического Союза, о том, как полномасштабное вторжение в Украину отразилось на работе экологических активистов в России.
Расскажите немного о себе и об организации, которую вы представляете
Я являюсь сопредседателем Российского Социально-Экологического Союза (РСЭС), который входит в международную сеть Friends of the Earth, а также координатором программы РСЭС по поддержке экологических активистов. Эту программу мы создали несколько лет назад, понимая, что давление на экоактивистов в России усиливается.
Последние лет восемь я объединяю тему экоактивистов и правозащитную деятельность. То есть, занимаюсь тем, что в терминологии ООН можно назвать «защитниками экологических прав человека».
Основным направлением нашей работы сегодня является мониторинг давления на экологических активистов в России. Стараемся фиксировать публичные и непубличные случаи преследования, чтобы показать регулярность этого явления.
Каждый месяц мы публикуем данные мониторинга давления на экоактивистов в специальном бюллетене. Так как масштаб давления постоянно увеличивается, то у нас появилась идея создания Эколого-кризисной группы в рамках сотрудничества РСЭС и общественного экологического движения «Нам здесь жить». Сама идея группы пришла еще в 2020 году, после протестов в связи со строительством мусорного полигона вблизи станции Шиес, Архангельская область. Ее целью стал мониторинг и предоставление правовой поддержки низовым экологическим активистам, которые продолжают протестовать в общественно-политическом поле России.
Мы заметили, что в отношении институализированного гражданского общества, например, в отношении общественных организаций или экспертов, давление властей проявлялось в законах «об иностранных агентах». Что касается низовых активистов, то сбор данных по их преследованию требовал отдельной методологии и анализа. Информация не всегда была публичной, а «статьи» могли сильно разниться.
Мы стараемся собрать и сделать публичной информацию о преследовании низовых экологических активистов, если это не влечет серьезных последствий для них самих. При этом для нас важно рассказать не только о самом преследовании, но и о проблемах, которые экоактивисты старались решить, о людях, которые участвовали в инициативах. Мы рассказываем какую конкретную помощь можно оказать преследуемому активисту или группе. Например, собрать деньги на адвоката, обратиться в СИЗО, а также как помочь решить экологическую проблему, побудившую к протестам, из-за которой активисты подвергаются преследованию.
Можно сказать, что в рамках своей программы вы собираете данные и предоставляете правовую помощь низовым активистам, если есть такая возможность?
Да, в основном в рамках программы мы ведем мониторинг. Его результаты устойчиво демонстрируют – экологических активистов в России преследуют регулярно и системно.
Причем распространение информации об этих преследованиях имеет непосредственный эффект. Спустя полтора года после начала сбора анализа таких случаев, в Общественной палате РФ было созвано отдельное заседание, посвященное давлению на экологических активистов. Результатом стало создание Координационного совета по экологическому благополучию при той же Общественной палате, который должен рассматривать, в том числе, и проблему давления на экологических активистов.
Мы допускаем, что этот институт был создан для того, чтобы «спускать пар», чтобы экологическая повестка не политизировалась, как это уже происходило в случае уже упомянутых протестов в Шиесе, когда действия экоактивистов стали настолько резонансными, что даже привели к смене губернаторов в двух регионах — в Архангельской области и в Коми. Пока наш мониторинг не выявил уменьшения преследования экологических активистов после создания данного Координационного совета.
Что изменилось в плане преследования экологических активистов в России после начала полномасштабного вторжения в Украину?
Многие экологические активисты после начала войны приняли участие в антивоенных акциях или выступили против войны. И, конечно, они подверглись преследованию со стороны властей.
После начала войны для нас важно было понять, увеличилась интенсивность преследования именно за участие в экологических кампаниях, или же это было связано с другим политическими активностями. В частности, с антивоенной позицией.
С этой целью после начала вторжения мы решили составить отдельный список экологических активистов, которые выступили против войны, и проанализировать случаи их преследования. Мы зафиксировали, что за полгода крупномасштабного вторжения более 40 активистов подверглось различным формам давления за антивоенные высказывания и действия – от задержаний и избиений до телефонных звонков с угрозами.
После появления законодательства, запрещающего называть войну войной, ситуация в отношении экологических активистов, высказавшихся против вторжения, усложнилась. Некоторые активисты и организации были вынуждены удалить свои открытые заявления, другие не удалили – и подверглись преследованию.
Например, организация Комитет спасения Печоры из Коми сделала публичное заявление против войны, что привело к тому, что ее руководителя оштрафовали. Были активисты, которые выходили на протесты и получали штрафы или несколько суток ареста.
Также у нас на сегодня есть пять уголовных дел в отношении экологических защитников и один вступивший в силу приговор. Вынесен он был по статье о нападении на сотрудника полиции. Однако причиной, скорее всего, стала политическая позиция активиста и его демонстративные действия — он прогуливался с сыном в одежде цвета украинского флага.
Это случай еще раз продемонстрировал давно действующую в российской пенитенциарной системе практику использовать такие статьи как, например, нападение на сотрудника полиции для политически обусловленного уголовного преследования.
Уменьшилась или увеличилась интенсивность экологических протестов в России после начала войны?
С одной стороны, некоторое снижение количества экологических протестов в России мы можем связать с тем, что протестный потенциал пошел на антивоенные действия. С другой, мы видим, что реакция властей ужесточается и сегодня мы видим увеличение интенсивности уголовного преследования экологических активистов.
Так, раньше суды против экологических активистов назначались раз в пару месяцев, а сами дела тянулись годами. Сегодня мы каждую неделю публикуем отчет об уголовном и административном преследовании, а суды проходят намного быстрее. Каждую неделю проходит по два — три заседания.
Отдельно стоит отметить, что этим летом мы зафиксировали более интенсивное преследование работников особо охраняемых природных территорий (ООПТ). Зачастую давление оказывается также по «подложным» статьям. Можно предположить, что давление связано с желанием вывести из природоохранного статуса территории ООПТ.
Однако, на мой взгляд, сегодня мы наблюдаем не что-то новое, а развитие тенденции к ослаблению экологического законодательства в России и преследованию экоактивистов. Этой тенденции уже не один год. Ослабление экологического законодательства идет с 2000 года. Так, например, одним из первых указов Владимира Путина после того, как он пришел к власти, стало упразднение Комитета по экологии, который фактически был государственным институтом по охране окружающей среды. И всегда находились “обоснования”, почему необходимо отказаться от того или иного закона. Сегодня еще одной “причиной” стали санкции.
Так что для нас это один тренд, который существует уже не первый год. И который приводит к тому, что вести природоохранную деятельности в России становится все сложнее. Объясняя свои действия необходимостью поддерживать экономику, государство и представители бизнеса теперь могут еще более беспрепятственно использовать природные ресурсы. В том числе, и на особо охраняемых природных территориях.
Происходящие сегодня в России политические процессы приводят к тому, что правовая рамка ослабевает. И “силовики”, и суды начинают чувствовать себя свободнее в преследовании активистов. Это может еще негативнее отразиться на интенсивности протестной деятельности. Однако, на мой взгляд, экологические протесты никуда не денутся, так как они непосредственно касаются жизни человека, его здоровья, права на здоровую окружающую среду.
Можем ли мы говорить о массовых репрессиях против экологических активистов и организаций в России? Например, подобных тем, что прошли в Беларуси в 2020-21 годах, когда экологические организации были ликвидированы, а многие активисты получили административные и уголовные дела, вынуждены были покинуть страну.
Несмотря на крайне неблагоприятную ситуацию, думаю, что о тотальных преследованиях экологических активистов в России говорить не приходится. Тут я соглашусь с мнением, что если в Беларуси тоталитарный режим, то в России он авторитарный. Преследование и давление тут несут во многом демонстративный характер. Выбирается несколько случаев (дел), которые доводятся до своего брутального конца, например, лишение гражданства климатического активиста Аршака Макичяна.
Можно сказать, что сегодня в России режим работает по демонстративно-устрашающей модели, когда наиболее заметные и наиболее яркие фигуры подвергаются преследованию. Однако большинство других активистов не задерживают сразу, а посредством намеков и запугиваний либо предлагают им прекратить протестную деятельность, либо подталкивают к тому, чтобы уехать из страны.
Конечно стоит отметить, что ситуация сильно зависит от региона. От действия и позиции региональных властей. Где-то мы наблюдаем более интенсивное преследование, где-то власти оказывают давление только на более активных членов общества. Однако говорить о массовых репрессиях, сравнимых, например, с ситуацией в Беларуси, нам не приходится.
Также будет неправильно говорить о том, что в России нет правовой возможности защитить экологических активистов. Ситуация неблагоприятная, однако механизмы сохраняются. Есть примеры, когда активистам удалось защититься и отстоять свои права. И даже выиграть дело о преследовании. Поэтому наш лозунг последних лет звучит так: «Сопротивление не бесполезно».
Можно ли сказать, что все экологическое движение в России занимает антивоенную позицию?
Нет, все же это люди с различными политическими и идейными взглядами, которых объединяет желание защитить здоровую окружающую среду. Причем разобщенность эта проявилась не только во время начала войны, она была заметна и ранее. Так, например, во время COVIDа мы видели, как люди с разными позициями в отношении вакцинации – как выступавшие «за», так и «против» – одинаково активно участвовали в экологических акциях.
Такие ситуации, как в случае войны или COVIDа, могут приводить к расколу групп низовых активистов – когда они высказывают разные позиции и могут даже прекращать сотрудничество по причине противоположных взглядов и приверженности противоположным идеям. Поэтому отождествлять экологический активизм и антивоенную позицию будет неправильно. Это подтверждают и данные нашего мониторинга.
За последний год Россия столкнулась с активной миграцией из страны. Многие уехали в знак протеста против начала войны. Вторая волна миграции началась после объявления мобилизации. Есть ли тенденция к тому, что экологические активисты также покидают страну?
Насколько мне известно, низовые экологические активисты редко уезжают, если нет прямой угрозы преследования. Это во многом обусловлено тем, что если они покинут территории, которые защищают, то потеряют возможность влияния. Собственно потеряют предмет своей экоактивисткой деятельности.
Экологические защитники сильно привязаны к месту, окружающей среде, которую они защищают. Отстаивать политические права можно пробовать и удаленно, а вот защищать свой лес из другой страны вряд ли получится. Неслучайно экологических активистов еще называют «защитниками территорий».
С теми же, кто по тем или иным причинам вынужден был уехать, мы стараемся продолжать поддерживать связь. Эти люди хотели бы быть полезными для российского гражданского и экологического общества. И тут они в первую очередь могут позволить себе говорить то, что находящиеся в России позволить не могут. Это конечно же очень важно.
С какими основными вызовами столкнулось российское сообщество экологических активистов после начала войны?
Как я уже говорил, сегодня мы можем наблюдать некоторый разрыв в экологическом сообществе между теми, кто уехал и теми, кто остался. Первые могут позволить себе занимать более бескомпромиссную позицию. Вторые обладают преимуществом работы на местах, у них больше конкретных данных, но они вынуждены взаимодействовать с властями и оглядываться на законодательство. Наладить взаимодействие между этими двумя группами — большой вызов для российского экологического сообщества.
В идеале те, кто “остался на местах”, могут иметь возможность доносить информацию через тех, кто находится в безопасности, кто может ее безнаказанно распространять. Но главное, что сегодня важно – это консолидировать работу экологических активистов, найти способы поддержки как тех, кто выехал, так и тех кто остается в стране. Для последних эта поддержка может быть принципиально значима, так как именно они непосредственно занимаются решением экологических проблем в России. И важно помнить, что «сопротивление не бесполезно».
Comments on “Сопротивление не бесполезно: как выживает российский экологический активизм в условиях войны”